— Как раз освобождается? — осторожно спросил я.
— Да. Он еще не забрал свои вещи, но ему уже было сказано, что он должен выселиться из квартиры.
— А почему? — вежливо поинтересовался я. — Шумел?
Она покачала головой и состроила кислую мину.
— Не совсем. — Она отыскивала нужный ключ. — Это прекрасная маленькая квартирка. Для одного человека. Вы же ведь будете жить один? — Она с подозрением взглянула на меня.
— Я так одинок, как это только возможно.
— И я надеюсь, у вас нет животных. Я не выношу…
— У меня нет даже керамической черепашки, — успокоил ее я.
Она наконец отперла дверь и вошла впереди меня в квартиру. Я был только признателен ей за это. Никогда не знаешь, что тебя может встретить в чужой квартире.
Мы прошли через прихожую, столь маленькую, что в ней было бы трудно даже сменить лампочку. Одна из дверей была заперта на ключ, и на ней висела вешалка с двумя куртками и плащом. На полке для шляп лежали норвежская вязаная шапочка и пара варежек, которые он тоже явно не мог привезти из дома.
— Сейчас вы увидите! — воскликнула хозяйка, входя в комнату, которая, по всей вероятности, должна была служить гостиной.
Я вошел — и увидел.
Это действительно была гостиная метров двадцати, но оборудованная столь же тщательно, как комната отдыха на нефтяной платформе. Стереосистема могла бы с успехом стоять в зале Грига. По углам комнаты были расставлены четыре колонки, а усилитель выглядел как приборная доска на громадном пассажирском лайнере. По всей вероятности, прежде чем поставить пластинку, надо было просить разрешения на посадку. Сама система состояла из двухкассетного двухдорожечного магнитофона, обычного проигрывателя и проигрывателя лазерных дисков. Ко всему этому прилагалось также собрание пластинок и дисков, которое могло сделать из вашей жизни при наличии достаточного свободного времени музыкальный марафон.
— Только послушайте, — провозгласила хозяйка, привычно направилась к пульту и нажала на нужные клавиши. Комната мгновенно заполнилась бешеным ритмом африканской мелодии и гортанными звуками мужского голоса. Маленькая дама с глазами убийцы взглянула на меня снизу вверх, выпятила губы вперед, подражая неграм, потрясла головой. — Бонго-бонго-бонго! Теперь вы понимаете, почему я отказала ему в квартире?
— Он… что…
— Черен как уголь, — ответила хозяйка и выключила музыку.
Стало тихо как в церкви.
Я продолжал разглядывать комнату. Единственный остававшийся свободным угол комнаты занимали телевизор с двадцативосьмидюймовым экраном и видеомагнитофон. Кроме этого, в комнате были еще пара стульев, софа и маленький столик. Кроме технического оснащения, в комнате не было ничего необыкновенного. Я быстро подсчитал в уме, что вся эта электроника стоит никак не меньше сорока — пятидесяти тысяч крон.
— Насколько я понимаю, вы сдаете квартиру вместе с мебелью?
Она уставилась на меня, прищурив один глаз.
— Уж не думаете ли вы, что все это мое? Это его, черт побери! Бедные студенты, ха! Сущие мелочи, можно подумать! Именно поэтому я и…
— Но он должен ведь вывезти все…
— Я позвонила в полицию. Они уже приезжали и все осмотрели.
— Но ваш жилец…
— Если он не объявится в ближайшем будущем, я все это продам.
Я подошел к телевизору. Единственной личной вещью в комнате была прислоненная к переносной антенне фотография.
Это был черно-белый снимок молодой белой женщины. На ее голове красовалась широкополая летняя шляпа, которую она придерживала рукой, чтобы не сдул ветер. Широкие поля скрывали волосы, но не могли скрыть улыбку и красивые зубы, за которыми угадывался острый кончик язычка.
Хозяйка, заметив, что я разглядываю фотографию, тут же ядовито прокомментировала:
— Можете себе такое представить… — И сжала губы.
Да, я мог себе такое представить. Я еще раз взглянул на фотографию, взял ее в руки и посмотрел на обратную сторону. Шариковой ручкой там была сделана надпись: «С приветом Алексу от Кари К.».
Я запомнил это.
— Ну — так что Вы решили? Всего две тысячи в месяц. Это не так уж и много в наше время… с мебелью… и в центре…
— Две тысячи? — переспросил я, стараясь построже смотреть на нее.
— Да. Это вполне реальная цена. Он платил мне без всяких возражений.
Я не ответил. Я думал о деньгах. У него их было достаточно, даже более чем.
— Ну так как?
Я покачал головой.
— Почему нет?
— Если бы вы увидели мой банковский счет…
— Тогда почему вы отнимаете у меня время?
Она возмущенно направилась к дверям, и я осторожно последовал за ней, все еще не уверенный, что не получу удара по голове.
16
Сандвикская больница совершенно изменилась с тех пор, когда называлась еще Неевенгорден. Мы с ужасом и почтением разглядывали во время редких прогулок через Мункеботн с безопасного расстояния ее высокую ограду и решетки на окнах верхних этажей. Сейчас ничего подобного не было и в помине. После реконструкции комплекс больничных зданий с большим парком вокруг, скамеечками, дорожками и клумбами больше напоминал дом отдыха для измученных душ. Больных можно было встретить в любое время, и когда они направлялись на послеобеденную прогулку по Горной дороге, и в Старом Бергене и по дороге в горы к Сандвиксбаттериет.
И тем не менее вы по-прежнему приближались к этому месту с подсознательным страхом и чувством беспокойства. Как бы вы не были нормальны, совершенно невозможно без трепета проходить мимо подобных больниц, где не берут анализов и не делают рентгеновских снимков желудка. Может быть, прежде чем вы успеете открыть рот, вас уже внесут в картотеку, вколют тут же успокоительное, пропишут курс таблеток, который вы никогда не сможете забыть, и оставят сидеть здесь на скамеечках в парке, где не останется ждать ничего другого, как следующего приема пищи.
Учитывая это, я проник в приемное отделение с крайней осторожностью. На цыпочках подошел к дежурной медсестре, похожей на переодетого сержанта инфантерии, или наоборот. У нее были челюсти, как у бронетранспортера, взгляд базуки, а волосы пламенели рыжим огнем.
— Кто вам нужен? — рявкнула она мне навстречу.
— Мне — э-э — нужен Ханс Хауген.
— В каком отделении он лежит?.
— Э-э… Мне сказали, что он — здесь работает. Санитаром.
— Почему же вы не сказали мне об этом сразу?
Я потерянно улыбнулся и сделал извиняющийся жест рукой.
Она ехидно ухмыльнулась.
— Нет причин расстраиваться. Вы ведь не были уверены. — Она повела пальцем вниз по отпечатанному на машинке листу с фамилиями. Наконец палец остановился, и она с неожиданной быстротой начала нажимать кнопки на селекторе внутренней связи. — Хауген сегодня работает?
Селектор проверещал что-то невразумительное.
— К нему пришли. Он может спуститься сейчас в приемный покой?
Маленькая пауза. Затем селектор заверещал по новой.
Дама посмотрела на меня.
— Он сейчас придет.
Я поблагодарил и с поклонами отошел от ее стола. К счастью, она не попросила меня ничего подписать. Если бы она все-таки сделала это, я бы особенно тщательно прочел все написанное в документе, особенно в конце, мелким шрифтом.
Я осмотрелся. Было совершенно очевидно, что реконструкция больницы многое изменила к лучшему. Например, эту ставшую светлой и просторной приемную. Вокруг сновали взад и вперед люди. Я не мог отличить пациентов от пришедших их навестить друзей и родственников, а медперсонал выделялся из толпы только своими белыми халатами.
Ханс Хауген, насвистывая и засунув руки в карманы брюк, спускался по главной лестнице. В его глазах горел огонек, который сразу бы мог сделать его героем в любом дамском романе в розовой обложке. Длинные волосы он стянул на затылке резинкой в хвост, кончик которого был засунут за воротник легкой белой рубашки. Щетину он сбрил, да и вообще сегодня производил более приятное во всех отношениях впечатление, чем в последнюю нашу встречу. Подойдя ко мне вплотную, он перестал свистеть, улыбнулся заимствованной у Джека Николсона улыбкой и спросил, не решил ли я лечь к ним в больницу.
— Нет. Я пришел посмотреть, как ты здесь устроился. Не забыл ли ты застегнуть на все пуговицы свою смирительную рубашку.
Он вновь улыбнулся.
— Мы уже давно не употребляем их. Только в редких случаях, когда приходят фараоны.
— Наверное, для арестантов?
— Нет, для фараонов.
— Ясно. Ты не знаешь, где сейчас Латор?
— Алекс? Нет. А разве он не звонил тебе?
— Я еще не был в офисе. Я случайно видел его вчера днем, но он убежал.
— Убежал?
— Его пытались сбить. Кстати, какая у тебя машина?
Он усмехнулся.
— Не считаешь ли ты…